С «Лейкой» и блокнотом - Майя Калашникова

13 машин отвезли нас в замок Бельвю. Нам сказали, что это замок для гостей «Имперского Правительства». Внешне этот замок очень прост, похож на музей Революции, также буквой «П» выдвигаются его края, нет только колонн. Внутри же он изящен, напоминает наши подмосковные усадьбы – дворцы Шереметьево, Голицыно. Много старинных картин, гобеленов, больших ваз. Отвели каждому по номеру. У меня номер «семейный» с Константином Алексеевичем Щуровым. Он имеет общий вход с умывальником и ванную комнату. Номер хороший, умывальник есть в комнате. Окно закрывается на ночь плотно – хорошая лаборатория и спальня. Вскоре после приезда в замок Бельвю В.М. Молотов вышел и направился к министру иностранных дел г. фон Риббентропу. Я сфотографировал выход и хотел поехать за ним, но меня остановил Барков, сказал: «Вам пока ехать не надо». Так я и не снимал прием у Риббентропа, о чем очень сожалел по приезде в Москву, так как этот официальный снимок оказался необходимым.

Свободное время использовал, купив батарейки к блиц-лампе, которую привез из Москвы, и на прием к Гитлеру поехал, вооружившись не хуже германских фоторепортеров. Там снимают в основном лейкой с объективом от контакса светосилой 1:1,5. Снимают и на стекло камерой 9x12 с магазином на 12 пластинок и обязательно вмонтировано приспособление для вспышки блиц-лампы. Приспособление итальянской конструкции, лампы голландские (Филлипс).

В первый прием у Гитлера снимать не пришлось. Съемки не было, ожидали в приемной часа 2, затем вышел В.М. Хотя съемки не было, а в газете появилась фотография фирмы Гофман. Кто снимал, когда – осталось не известно. Мы дежурили около дверей, фотограф не входил и не выходил. Видимо, впустили его через другие двери или снимал кто-либо из охраны Гитлера, а пленку передал этой фирме. Фирма Гофман, видимо, занимает там господствующее положение. Сам Гофман – профессор фотографии, как его там называют, приезжал в Москву в 1939 г., когда заключали соглашение с Германией. Встретил я его на банкете у Риббентропа, сидел он от меня метра на 3–4 на другой стороне стола. В самом начале банкета он был уже пьян, что-то громко кричал, стучал по столу, вызывая снисходительные улыбки у немцев. У Гофмана на груди одна или две полоски ленточек, обозначающих ордена, приблизительно штук 8-10. На банкете у Риббентропа 12 ноября вечером рассадили нас среди немцев. Посадили так: немец – русский, немец – русский. Я оказался среди двух седых стариков, из которых один по русски ни одного слова не знал, а второй мог сказать «карагио» и «немношка». Естественно, было скучно. На банкете подавали хорошее вино, вкусные крабы и миниатюрные порции других блюд. Держали наши себя хорошо, вышли из-за стола почти трезвыми и голодными, немцы почти все перепились. На банкете у Риббентропа был красиво убран цветами стол. На длинном столе стояли вазы с красной гвоздикой по бокам. Гвоздики свешивались к белоснежной скатерти, а на скатерти лежали гвоздики до следующей вазы. Все это было перемешано декоративной зеленью, получалось очень красиво. Вообще культура цветов в Германии, видимо, очень высока. Это было видно и в замке Бельвю. На каждом столе были изумительные по цвету хризантемы и душистые крупные ландыши (это в ноябре I). На банкете совершенно не было женщин. Группа женщин стояла в вестибюле около вешалки и с любопытством рассматривала каждого входившего на банкет. Также не было женщин и на банкете в нашем полпредстве. Видимо, такой порядок. Банкет закончился в 11 ч. вечера.

Конец ознакомительного фрагмента.